В философском словаре комическое определяется как «категория эстетики, выражающая в форме осмеяния исторически обусловленное (полное или частичное) несоответствие данного социального явления, деятельности и поведения людей, их нравов и обычаев объективному ходу вещей и эстетическому идеалу прогрессивных общественных сил» (Философский словарь, 1972). Таким образом, данное определение содержит указание на то, что комическое, во-первых, является категорией эстетики, во-вторых, связано с некоторым несоответствием и, в-третьих, принципиально носит социальный характер.

Анри Бергсон (1992) внёс существенный вклад в рассмотрение социальной сущности смешного. В отличие от Платона Бергсон определяет главную функцию смеха как исправление общества. Смех, по Бергсону, теряет своё значение вне социальной группы. «Не существует смешного вне человеческого» . Смех должен иметь общественное значение, поэтому не существует смеха в одиночестве.
  Этот взгляд поддерживается почти всеми современными исследователями. Бергсон добавляет, что смешное связано либо с человеческим, либо с чем-то, относящимся или могущим быть отнесённым к человеку. “Чтобы понять смех, его необходимо перенести в его естественную среду, каковой является общество; в особенности же необходимо установить полезную функцию смеха, каковая является функцией общественной... Смех должен отвечать известным требованиям совместной жизни людей. Смех должен иметь общественное значение» .
Аргументация в данном случае в том, что смешное не может оценить тот, кто чувствует себя одиноким. Смех всегда принадлежит группе.
 Смех, каким бы он искренним не был, по Бергсону, — это “почти заговор” с другими смеющимися лицами, действительными или мнимыми. «Наш смех всегда остаётся смехом кружка» , т. е. ограниченного круга людей. Смех всегда содержит намёк на какое-то соглашение, заговор. Так, например, многие комические вещи совершенно непонятны одним людям и близки другим, поскольку тесно связаны с нравами и представлениями данного общества.
Подчеркивая групповой характер смеха, автор тем самым выводит его из категорий чистой эстетики. Жизнь требует от людей гибкости и постоянной адаптации к новым условиям. Общество требует дополнительных усилий по взаимному приспособлению людей друг к другу. Косность и ригидность приводят к обособлению человека, что вредно с точки зрения общества в целом. Поэтому смех нужен обществу как орудие для подавления эксцентричности. Смех преследует «полезную цель общего совершенствования» . Косность – наиболее общий фактор комического. Таким образом, полезная цель смеха состоит в совершенствовании общества, а главное назначение смеха  - в подавлении всякого стремления к обособлению.
При всех разновидностях смеха важным для Бергсона представляется профессиональный комизм (профессиональная черствость, профессиональный язык, профессиональная логика). Приведя множество примеров из современных ему комедий и фарсов, Бергсон доказывает, на наш взгляд, главное — принадлежность смеха обществу и зависимость его от общества. Многие типы комизма являются образцами оскорбления, бросаемого этому обществу. На это оскорбление общество отвечает смехом. Смех с этой точки зрения не имеет в себе ничего доброжелательного. Он чаще всего есть оплата злом на зло. Смех наказывает за некоторые недостатки примерно так, как болезнь наказывает за определенные излишества, поражая невинных, щадя виновных, но стремясь достигнуть общего результата.
“Смех рождается так же, как... пена. Он подает знак, появляясь на поверхности общественной жизни, что существуют поверхностные возмущения. Моментально обрисовывает изменчивую форму этих потрясений. Он — та же пена, главная составная часть которой — соль. Он испарится, как пена. Он — веселье. Философ, который собирает его, чтобы испробовать, найдет в нем иногда, и притом в небольшом количестве, некоторую дозу горечи” .
Бергсон отталкивался от определения Теофиля Готье, который назвал комизм логикой нелепости. Он пришёл к выводу, что “многие теории смеха сходятся на подобной же мысли. Всякий комический эффект должен заключать в себе противоречие в каком–нибудь отношении. Нас заставляет смеяться нелепость, воплощённая в конкретную форму, “видимая нелепость”, или кажущаяся нелепость, сначала допущенная, но тотчас же потом исправленная, или, наконец, то, что нелепо с одной стороны, но естественно объяснимо — с другой, и т.д.” .
Бергсон считал, что несмотря на то, что “все эти теории заключают, несомненно, известную долю истины; но, прежде всего, они применимы только к некоторым, довольно грубым комическим эффектам, и даже в тех случаях, когда они применимы, они ... упускают из виду самый характерный элемент смешного, именно совершенно особый род нелепости, который комическое содержит, когда оно вообще содержит в себе нелепость. Достаточно взять одно из этих определений и составить комические эффекты по его формуле: чаще всего комический эффект не будет заключать в себе ничего смешного. Нелепость, встречаемая иногда в комическом, не есть любая нелепость. Это нелепость вполне определённая. Она не создаёт комическое, она, скорее, происходит от него. Она есть не причина, а следствие — следствие совершенно специальное, в котором отражается специальная природа вызвавшей его причины. Мы знаем эту причину. Нам не будет, следовательно, трудно теперь понять и следствие” .
Robert R. Provine (2001) провёл экспериментальное исследование положения Бергсона о социальной природе юмора. Он предложил 72-м студентам вести дневник смеха, то есть, фиксировать случаи, когда они смеются и отмечать, смеялись ли подопытные в компании или пребывая в одиночестве. Оказалось, что студенты смеялись чаще, когда они находилсь в обществе. Намного чаще, примерно в 30 раз. Provine, вслед за Бергсоном, приходит к выводу, что смех в одиночестве, без аудитории, практически не существует.
Смех непосредственно связан с отношениями между людьми. "Смех является как бы клеем, связывающих группу людей воедино. Это наследие прошлого - биологический способ объединения людей. Мы не позволяем себе смеяться вместе с другими - мы просто смеемся вместе с ними" .

 В рамках этой теории процесс восприятия юмора рассматривается в контексте процессов восприятия социальной информации вообще. Авторы утверждают, что когнитивные механизмы, лежащие в основе восприятия юмора, одни и те же, независимо от вида юмора или использованных приёмов остроумия. (Wyer R. S., Collins J. E., 1992)
Восприятие юмора, по Уайру и Коллинзу, обуславлено как объективными, так и субъективными факторами. Объективным условием является «юмористическое событие» (Long, Graesser, 1988), содержащее в себе некоторое противоречие. При восприятии такого события у субъекта актуализируется определенный набор когнитивных схем и концепций, на основе которых происходит интерпретация последующих событий. При восприятии противоречия субъект ищет новые, более подходящие схемы, т.е. переосмысляет полученную раннее информацию. При этом процесс переосмысления (реинтерпретации) может касаться как содержания юмористического события, так и смысла коммуникации, т.е. самой ситуации передачи юмористической информации (Suls, 1983).